Александр Гаррос - [Голово]ломка

— Слушаю, — сухо повторил он собственное телефонное.

Вадим осклабился:

— Лимон.

В глазенах порскнуло нечто, Вадим не идентифицировал. Потянулась пауза, из тех, что благотворно сказываются на увеличении численности правооохранительных органов.

— Ты что, Вадим, — не шевельнув ни одним лицевым мускулом, но существенно потеплевшим, почти участливым, докторским, тоном осведомился наконец Эдуард Валерьевич, — охуел?

Вадим ощерился еще более гнусно:

— Лимон. Цитрон. Миллион баксов. Налом. Сразу. Или я все рассказываю лунинским. Как ты, — Вадим с наслаждением вернул экс-работодателю фамильярность, — их Интреполу слить собрался.

Эдуард Валерьевич слегка поджал губы и опустил взгляд на бокал. Потом поднял голову, но не на шантижиста, а на стерегущего дверь бодигарда, и слабо-слабо колыхнул в вадимовом направлении — синхронно левой кистью и залысой башкой. Вадим не успел разобраться со стремительно подступившими предчувствиями — одно другого хреновее: беспощадная сила смела его с кресла вбок, как того же серфингиста — мощный океанический прибой, кинула на четвереньки. И тут же — Вадим даже не уловил удара, — отнялась нижняя половина тела. Это было очень неправильно. Вадим попытался вернуть утраченный контроль над конечностями, подтянуть их к себе, — ничего не вышло. Он остался напряженно полусидеть-полулежать, стараясь не зашипеть от разжижающей боли.

— …с черного хода, нечего ему тут светить, — Цитрон, оказывается, уже некоторое время наставлял, причем явно не Вадима. — Да, и машину у Алика возьми, наши не трогай.

— Зря… вы это, — вытолкнул Вадим, будто озвучивая суфлируемое кем-то, довольно бездарным, — Эдуард Валерьич.

Локоть упирался в гладкие темные доски, прямо перед глазами была массивная ножка стола, дальше, в перспективе, еще одна — а за ней рыжий замшевый цитронов мокасин, судорожно втирающий носок в пол, словно Э.В. давил бычок или разучивал танец шейк. По почкам, сука. Он же по почкам меня…

— Не надо, — пресек не видимый Вадимом Цитрон поползновение не видимого Вадимом гарда. Уверенная интонация тревожно не вязалась с ерзаньем мокасина. — Все из него вытрясешь, от кого, кому… И насчет этой байды у нас в последние дни — тут, по-моему, одно. Абсолютно все, ты меня понял? И быстро. Черт… Ведь через пятнадцать минут уже… Ладно, вытрясешь, сразу звони мне. Или нет… Нет, звони, сразу. Но с ним ничего не делай, пока я не скажу. Все ясно? Давай, время…

Единственным косвенным ответом Цитрону был рывок, вздернувший Вадима вверх и поставивший на начавшие слушаться ноги — но не хозяина, похоже, слушаться, а ту силу, что так по-хозяйски хозяином распоряжалась. Следом прилетело в живот — средний булыжник, ап, ап ртом воздух — но это так, не отключить, а напротив, подбодрить. Таки подбодрило: после доходчивого направляющего тычка покладистые ноги крайне ходко засеменили к выходу. Заботливо придерживающий Вадима за шиворот охранник примерился было отворить дверь — но тут она сама, упреждая и опережая, скакнула навстречу, едва не угостив со всего маху Вадима по носу. Сперва Вадим решил, что процесс спонтанного размножения оккупировавших его зрительный анализатор ч/б гардов под влиянием стресса совсем вышел из-под контроля: в открывшемся проеме сгрудилась целая толпа этих громоздких, хорошо, но скучно и однообразно одетых мужиков с малоподвижными неприветливыми лицами. Впрочем, судя по внезапной обоюдной оторопи, если и взглюкнулось — то обеим сторонам по обе стороны порога. Первым отреагировал вадимов конвоир — уступая превосходящему количеству, сдал назад и вправо, к стенке, легко переместив за собой и ведомого. После второй секундной заминки гости двинулись вперед, моментально заполнив собой небольшое помещение — двое, трое, четверо, много. Кстати, в костюме был все же не каждый, парочка — в просторных длинных кожанах, а один не без натуги втащил на правом плече чудовищных, с носителя, размеров и невнятной, но выдающей плотную набитость конфигурации черную сумку. Пятеро.

В быстрый случайный миг, машинально отслеживая искоса насыщение VIP-зоны спортивными телесами, ничего не понимающий Вадим поймал цитроново выражение — и понял, что самой большой и чреватой неожиданностью происходящее является как раз для Э.В. Правда, выражение тут же пропало, сменившись прежним «пустым лицом». Расположились вошедшие, малость помешкав, так: трое, включая того, что с сумкой, лицом к цитронову столу, двое — к скульптурной группе «Вынос тела охуевшего сотрудника Аплетаева». Сквозь давно и намертво приваренную ко всему облику парней тяжелую флегму потихоньку проступало неповоротливое недоумение. Что-то шло не так, не по плану. И еще одна заминка, досадный неразварившийся комок. Из стоящей сейчас почти спиной к Вадиму троицы выделился один. Габаритами и внешностью он от прочих почти не отличался, разве что возрастом (за сороковник: против общих тридцати — чуть больше, да фигура слегка оплывшая) — но по светлому, как и у Цитрона, костюму, даже Вадим догадался: генерал. Тоже генерал. Встреча на Эльбе.

— Добрый вечер, Эдуард, — приглушенно и нарочито бесцветно, как если бы ему мешал говорить флюс, озвучил пришлый командир. — Все в порядке?

— Добрый вечер, Григорий, — к ровному отмеренному деловому радушию Цитрон добавил отмеренного же удивления. — Вы раньше.

— А что, какие-то проблемы? — визитер то ли по натуре был менее светск, то ли заранее имел причины для неудовольствия.

— У меня — никаких, — ненавязчиво, но недвусмысленно нажал Э.В. Они помолчали, глядя друг на друга с подтекстом. Будто подражая, обменялись продолженными взглядами вадимов спутник и оба его визави.

— Ладно, — сдался Григорий, и тут же, не оборачиваясь, мотнул головой в направлении замеченных, надо же, Вадима с телохранителем. — А это?

— А это, — мгновенно — совсем чуть-чуть, но все-таки слишком мгновенно — откликнулся Цитрон, — мое дело. Уводи, Янис, — последнее через головы гостей адресовалось вадимову сопровождающему.

— Не, погоди, — резко бросил Григорий — непонятно, Цитрону или Янису. — Есть вопросы.

— Григорий, — произнес Эдуард Валерьевич со все более настойчивой задушевностью, — вопросов нет.

Тем временем Янис, получивший конкретную команду, единственный во всеобщем настороженном торможении обрел алгоритм действия и стал действовать: поволок Вадима к выходу.

— Стой! — разом меняя тон, окончательно развернулся к ним Григорий. — Э, ты!

Видя, что Янис уже взялся за ручку, «генерал» как бы начал, наметил шаг в их сторону — но только наметил. Продолжил его один из стороживших Вадима с конвоиром парней — сместившись навстречу и преградив дорогу. Янис смахнул Вадима вбок (не отпуская) и замер с парнем нос к носу, благо роста они были одного. Мизансцена изменилась — композиционным центром стала троица у дверей, еще двое гостей, включая главного, поворотились к ним, один остался против ушедших на задний план Цитрона с другим его телохранителем. Туго, смачно высказалась сброшенная на пол черная сумища.

— Григорий! — Цитрон тоже переключил интонацию без всякого перехода: однако была, была в ее безапелляционной властности невесть как, но различимая лажа. — Я не понял!

— Нет, это я не понял! — Григорий, конечно, лажу уловил; к тому же на его строне был численный перевес. — Кажется, ты…

Он не договорил — ситуация, вроде бы однозначно склонившаяся в его пользу, переменилась снова. Дверь, возле которой произошел затор, сильно ударила в плечо пришлого бойца — тот отпрянул, меняя угол обзора, странно подприсел, сунул за пазуху правую руку. Последний его жест моментально породил цепную реакцию: все рядовые участники действа проделали то же самое — включая двух новых, скользнувших боком по очереди в образовавшуюся щель. В одном из них Вадим признал того чрезвычайно долговязого, что свежевал апельсин в ресторане сбоку от Лады. Теперь на четверых «григорьевцев» приходилось четыре «цитроновца».

Ни следа показной расслабухи не осталось в участниках. Изначальное «не так» раздулось, накренилось, нависло — ждало толчка.

Дождалось.

Как всегда — с наименее вероятного направления. От самого до сих пор пассивного действующего (в смысле без-) лица. С момента удара по почкам Вадим пребывал в ломком легковесном безволии — как бы перепоручив управление телом расторопному Янису и не нуждаясь более в самообслуживании. Но сейчас и Янис устранился, замер, — и тогда бесхозный вадимов организм ни с того ни с сего, не отчитываясь перед рассудком, испражнился судорожным двигательным импульсом: Вадим бойко лягнул бодигарда в голень, выдрался из несколько ослабевшего захвата, сквозанул вдоль стены назад. Бодигард Янис был профессионал — так что порыв норовистого сотрудника Аплетаева закончился как должно: на полу. Нет, не положенным долгосрочным раушем — всего только отшибленным левым плечом: Янис чересчур отвлекся от подопечного, войдя в устойчивый резонанс с персональным оппонентом. Поэтому, загремев вторично на локоть, Вадим немедля завопил, катастрофически обрушивая напряженное молчание: — Он хочет вас сдать!… Интерполу! А бабки ему останутся! За период произнесения этих слов случилось следующее: Янис развернулся к Вадиму, персональный оппонент, задерживая, положил ему руку на плечо, Янис развернулся обратно — и в руке у него оказался пистолет. Вадим успел подумать, что пистолет этот красивый и похож на черную волынку покойного мичмана не более, чем русская псовая борзая на двортерьера. Зрелище русского псового ствола, беспардонная откровенность — ну как если бы Янис извлек пред честной компанией болт из штанов — его длины, угловатости, блеска сдетонировали ситуацию на «раз», она взорвалась общим одновременным движением: и воздух набряк железом; пистолетов, больших, маленьких, ружей, кажется, и едва ли не автоматов в нем стало без числа; в количестве столь переборном они воспринимались глупо и игрушечно. Стволы торчали отовсюду и упирались в беспорядке во всех персонажей. Кроме Вадима.